Неточные совпадения
— Когда роешься
в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой к чаю, — говорил он, выйдя на улицу, морщась от солнца.
В разбухшей, измятой шляпе,
в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел
в тюрьме и только что вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь,
держа руки
в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и
в словах его Клим слышал строгость наставника.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и
держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося
в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва, тайны, синие письма — больше ничего, как отступления, — не перед страстью, а перед другой темной
тюрьмой, куда ее загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец,
в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на грудь и на ней искать спасения…»
Так, захватив сотни таких, очевидно не только не виноватых, но и не могущих быть вредными правительству людей, их
держали иногда годами
в тюрьмах, где они заражались чахоткой, сходили с ума или сами убивали себя; и
держали их только потому, что не было причины выпускать их, между тем как, будучи под рукой
в тюрьме, они могли понадобиться для разъяснения какого-нибудь вопроса при следствии.
Из всех выделился высокий благообразный крестьянин лет пятидесяти. Он разъяснил Нехлюдову, что они все высланы и заключены
в тюрьму за то, что у них не было паспортов. Паспорта же у них были, но только просрочены недели на две. Всякий год бывали так просрочены паспорта, и ничего не взыскивали, а нынче взяли да вот второй месяц здесь
держат, как преступников.
Он купцов первой гильдии
держал по году
в тюрьме,
в цепях, он их пытал.
Если его труд не давал выгоды или шел
в убыток, то предпочитали
держать его
в тюрьме без всякого дела.
Крестьян и поселенцев и их свободных жен и детей гнетет тюремный режим; тюремное положение, подобно военному, с его исключительными строгостями и неизбежною начальственною опекой,
держит их
в постоянном напряжении и страхе; тюремная администрация отбирает у них для
тюрьмы луга, лучшие места для рыбных ловель, лучший лес; беглые, тюремные ростовщики и воры обижают их; тюремный палач, гуляющий по улице, пугает их; надзиратели развращают их жен и дочерей, а главное,
тюрьма каждую минуту напоминает им об их прошлом и о том, кто они и где они.
Пришлось бы
держать семьи тоже
в тюрьмах или же продовольствовать их квартирой и пищей на счет казны, или же удерживать на родине всё время, пока отец семейства отбывает каторгу.
Тут долго
держали его
в тюрьме и наводили справки, потом выпустили.
Если бы
в пересыльных
тюрьмах и затем
в пароходных трюмах бродяг
держали отдельно от новичков, то последние, быть может, не торопились бы так с побегом.
Она понимала — его посадят
в тюрьму за то, что он говорил сегодня рабочим. Но с тем, что он говорил, соглашались все, и все должны вступиться за него, значит — долго
держать его не будут…
Второе: архивариус земского суда откопал
в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и
в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика,
в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде
в город у него пировали и пьянствовали.
Я недостаточно подробно знаком с памятниками нашей старины, но очень хорошо помню, как покойный папенька говаривал, что
в его время было
в ходу правило: доносчику — первый кнут. Знаю также, что и
в позднейшее время существовал закон, по которому лицо, утруждавшее начальство по первым двум пунктам, прежде всего сажали
в тюрьму и
держали там до тех пор, пока оно не представит ясных доказательств, что написанное
в его доносе есть факт действительный, а не плод злопыхательной фантазии.
— И — хотели! Конечно. Хотели убить молотком. Двое. Шли за мной от
тюрьмы, ну да! Я был на свиданиях, выхожу — а они у ворот стоят, двое. И один
держит в кармане молоток…
По этому поводу
держали Ищенко шесть месяцев
в тюрьме, но выпустили по недостатку улик.
Любовь. Таких детей надо
держать в больницах, а подлецов
в тюрьмах…
— Не-ет… опять же и это… кто знает! Может, и не сумасшедший, — сказал опять Меркурий как-то уклончиво. — Собственно,
держат его
в одиночке за непризнание властей, за грубость. Полицместер ли, кто ли придет, хоть тут сам губернатор приходи, — он и ему грубость скажет. Все свое: «беззаконники да слуги антихристовы!» Вот — через это самое… А то раньше свободно он ходил по всей даже
тюрьме без препятствий…
Но я этого себе не позволил. Во все время моих скитаний по
тюрьмам я старался строго
держать себя
в руках и никогда не позволял себе
в заключении трех вещей: спать днем, валяться на кровати, когда не спишь, и затем отдаваться этим порывам разнеженности, когда к ним соблазняло одиночество, тоска и порой расстроенные нервы.
Бьют их нещадно, стращают всеми страхами,
держат в строжайших карцерах по месяцу и более, сажают
в сумасшедшие дома,
в тюрьмы и, не сломив, засылают людей куда-то на край земли, если не убьют.
Человек радуется, когда тело его освобождается из плена или
тюрьмы. Как же не радоваться человеку, когда он освобождается от грехов, соблазнов и суеверий, которые
держали в плену его душу?
— Довольно знаю, — сказал Чубалов. — Недобрый человек, разбойником так и глядит, недаром
в народе Прожженным его прозвали. Признаться, я всегда дивился, как это Марко Данилыч, при его уме, такого человека
в приближенье
держит. Знаю я про иные дела Корнеевы — давно по нем
тюрьма тоскует.
Это была своего рода
тюрьма, созданная Дарьей Николаевной Салтыковой для своих провинившихся дворовых и крепостных. Туда запирали несчастных на хлеб и на воду и
держали иногда по месяцам
в сообществе с волком, который
в одном из углов был прикован на цепь. Поэтому-то эта постройка и получила название «волчьей погребицы». Выдумала это сама Салтыкова, и очень этим забавлялась.
Так я думал первое время, а затем, поразмыслив, увидел, что обнаружение и
в России ношения мне не принадлежащего имени, да еще лица, как оказалось потом, скомпрометированного, может повлечь за собою обвинение
в соучастии и во всяком случае следствие, во время которого меня будут
держать в русской
тюрьме.
Он отрицал не только никонианскую церковь, но и правительство со времени Петра, которого считал антихристом, царскую власть называл «табачной
державой» и смело высказывал то, что думал, обличая попов и чиновников, за что и был судим и содержим
в остроге и пересылаем из одной
тюрьмы в другую.